Но она знала, что встретится с ним.
Кевин ни словом не обмолвился об этом до самого конца ужина. Затем спросил небрежным тоном, что Лайон делает в Нью-Йорке. Анна объяснила, в чем заключается его задание. Кевин напряженно слушал ее, уставившись в рюмку с коньяком. Потом сказал:
– Что ж, теперь, когда я увидел его, мне многое стало понятно. Двадцатилетнюю девушку обязательно потянет к такому мужчине, как Лайон. Разумеется, все в нем чересчур напоказ – и внешность, и этот деланный английский. шарм, – но, думаю, что молоденькая, впечатлительная девушка нашла бы его привлекательным.
– Да, – она отпила из своего бокала. – Но часть этого шарма заключается как раз в том, что Лайон не осознает красоты своей внешности…
– Ха-ха! Не обманывайся на этот счет! – слегка раздраженно воскликнул Кевин. – Этот молодчик прекрасно; знает, в чем его сила. Именно на свою внешность он и делает ставку. Каждое его движение, каждый жест продуманы. И ему известно также, как нравиться мужчинам. И мне бы он понравился, не буди он твоим Лайоном Берком.
Она улыбнулась и протянула руку за сигаретой.
– Анна, – тон его сделался требовательным. – Скажи мне что-нибудь. Я стараюсь разыгрывать спокойствие, как в кинофильмах, но бога ради, помоги мне, дай за что-нибудь ухватиться, скажи, что он оставил тебя равнодушной.
– Нет, Кевин. Сказав так, я бы солгала тебе.
– Ты не будешь опять встречаться с ним?
– Если ты скажешь, чтобы не встречалась, то не буду.
– Но сама ты хочешь этого? – Его взгляд молил, чтобы она ответила отрицательно. Она отвела глаза.
– Возможно было бы мудрее, сели бы я сделала это. Мудрее для нас обоих. Быть может, – я сочту, что все, казавшееся мне в нем привлекательным раньше, теперь можно списать на мою молодость. Как ты говоришь, его внешность поражает окружающих и довольно сильно – но я не знаю, что Лайон Берк представляет собой сейчас. Может быть, я никогда не знала этого… – может быть, создала его образ в своих мечтах. Генри предупреждал меня об этом. Но если мы оба, ты и я, хотим дать нашему счастью хоть какой-то шанс, тогда я должна выяснить это.
– Хочешь сказать, я мог бы остаться с носом только потому, что этот сукин сын получил задание от какой-то газетенки? А если бы не получил, ты бы так никогда и не увидела его? Ты понимаешь это?
– Конечно, понимаю. Кевин… я привязана к тебе… и сильно. Нас связывают прожитые годы, которые нельзя просто взять и забыть. Но Лайон – это нечто такое, что оборвалось в моей судьбе, как струна, на высокой звенящей ноте. Может быть, я увижу, что сейчас она оборвется на самой низкой, но я сама должна это увидеть.
– Не нужно, Анна. Не встречайся с ним! – голос у него стал резким и хриплым.
– Кевин… пожалуйста… – Она неловко оглянулась вокруг, окинув взглядом зал ресторана.
– Анна, – он схватил ее за руку, едва не опрокинув бокал с водой. – Анна, ты – вся моя жизнь. Я не могу жить без тебя!
– Тебе и не придется, Кевин.
– Ты клянешься?
Она увидела слезы в его глазах.
– Клянусь, – несчастным голосом ответила она.
Весь следующий день Анна никак не могла поладить со своей совестью. Раз десять она подходила к телефону, чтобы позвонить Лайону и отменить свидание, но так ни разу и не набирала номер до конца. А может, все окажется плохо. Может, она легко расстанется с ним и уйдет, даже не оглянувшись. Эта встреча решила бы все. Она пообещала Кевину, что не оставит его, но не давала обещания не встречаться с Лайоном. Она должна увидеться с ним.
Они встретились в Малом клубе в семь часов. Когда Анна вошла, Лайон сидел за стойкой бара. Легко соскочив с высокого сиденья, он провел ее к столику.
– Ты не тот тип женщины, чтобы сидеть у стойки, – пояснил он. После того, как они заказали выпить, он пристально посмотрел на нее. – Анна, ты выглядишь великолепно. Ничуть не изменилась. Нет, не правда – ты стала еще красивее.
– Ты тоже хорошо сохранился, – натянуто улыбнулась она.
– Я часто думал о тебе, – сказал он. – Иногда, когда я особенно страстно желал тебя, я утешал себя бредовыми фантазиями: убеждал себя, что ты растолстела, что тебе за подол цепляются шестеро или семеро сопливых сорванцов – твоих детей. По крайней мере, после этого я мог спокойно садиться за пишущую машинку.
Она рассмеялась.
– Ах, Лайон, а я постоянно представляла себе, что ты облысел.
После этого все стало легко. Она рассказала ему о Дженифер, тщательно обходя подлинную причину ее смерти. Каким-то непостижимым образом она чувствовала, что легенду Дженифер надо поддерживать, что красота ее тела и после смерти не может быть осквернена раковой опухолью. Разговор перешел на Нили. Генри уже рассказывал Лайону о ней, но тому никак не верилось, что такое могло случиться с энергичной быстроглазой Нили, которую он знал когда-то.
– У нее огромный талант, – сказал Лайон. – Она ужасно популярна в Англии. Для продукции Голливуда ее картины замечательны. Несмотря на всю сентиментальную мишуру и слезливую патоку, которой они облепили ее, все равно видно, что она настоящая актриса. Ведь эта болезнь у нее пройдет, правда?
Глаза у Анны затуманились.
– Говорят, что у нее склонность к самоубийству, что такое заболевание полностью не излечивается. Его ход можно приостановить, и, если вовремя оказать помощь, у нее все может стабилизироваться, и она опять станет нормальным человеком. Но стремление к самоубийству останется навсегда. Так, во всяком случае, утверждают врачи.
Лайон вздохнул.
– Возможно, именно поэтому я так и не достиг больших высот. Иногда я думаю, что великие артисты все немного ненормальные. Я же куда как нормален: засыпаю моментально, едва коснусь подушки, никогда не перепиваю и даже не принимаю анальгин.