– Мы нравимся друг другу, – сказала она. – Я хочу, чтобы перед тобой открылся мир секса, чтобы ты испытала восхитительное чувство оргазма, пронизывающее все твое существо, чтобы ты узнала это не тогда, когда тобой неумело и грубо овладеет какой-нибудь неотесанный мужлан. Мы не совершаем ничего предосудительного. Мы не лесбиянки, как эти ужасные ненормальные существа, что коротко стригутся и носят мужскую одежду. Мы – две женщины, которые обожают друг друга и умеют быть нежными и любящими.
В ту ночь Мария разделась и гордо предстала перед Дженифер. Тело у нее было великолепно, но Дженифер испытала тайное удовольствие от того, что ее собственное тело значительно красивее и эффектнее. Она застенчиво сбросила одежду на пол и едва обнажила грудь, как услышала изумленный возглас Марии:
– Ты еще восхитительнее, чем я мечтала, – с нежностью произнесла она. Легкими ласкающими движениями она любовно погладила груди Дженифер и, подавшись вперед, прижалась к ним лицом, – Понимаешь, я люблю твою красоту и ценю ее. Мужчина сейчас разрывал бы ее.
Нежными пальцами она пробежала по всему телу Дженифер. К своему удивлению, та начала испытывать возбуждение… по ее телу прошла легкая дрожь…
– Пойдем. – Мария взяла ее за руку. – Давай ляжем и выкурим по сигарете.
– Нет, Мария. Трогай меня еще, – взмолилась Дженифер.
– Потом. Я буду и трогать, и обнимать тебя, чтобы ты испытала наслаждение. Но я хочу, чтобы ты чувствовала себя со мной умиротворенной. Я буду нежна…
Мария и вправду была нежна и очень терпелива: ночь от ночи ее ласки становились все более изысканными и интимными; постепенно она приучила Дженифер, преодолевая стыдливость, отвечать на них.
– Нельзя быть только любимой, нужно любить в ответ, – внушала ей Мария. – Доведи меня до экстаза так же, как я тебя.
С каждой ночью Мария требовала от нее все более утонченных и бурных ласк, пока Дженифер, наконец, не обнаружила, что сама отвечает Марии так же пылко и страстно, достигая таких вершин чувственного наслаждения, о существовании которых раньше не смела и мечтать.
Ей доставляла удовольствие двойственность их отношений с Марией. Ночью она страстно желала Марию, ненасытную и пылкую. Однако днем она относилась к ней просто как к подруге. Никаких других личных привязанностей у нее не было. Когда они ходили по магазинам или осматривали достопримечательности в незнакомых маленьких городках, Мария была для нее просто девушкой, и никакого влечения к ней она не испытывала. Часто им встречались привлекательные мужчины – инструкторы по лыжам, студенты, – и Дженифер обнаружила, что такие встречи даются ей не без труда. Мария оставалась глухой к предложениям молодых людей, однако Дженифер находила некоторых из них весьма привлекательными. Много раз во время танца она ощущала, как радостно трепещет все ее тело от тесного соприкосновения с сильным мужским торсом. Когда юноша шептал ей любовные признания, она испытывала неудержимое желание ответить ему взаимностью.
Однажды ей удалось ускользнуть на короткую прогулку с одним особенно красивым парнем из Панамы. Он был студентом-медиком и намеревался после войны ехать в Нью-Йорк продолжать учиться. Он хотел ее, они целовались, и она почувствовала, что, отвечая на его поцелуи, прижимается к нему с такой же страстью. Как прекрасно было сжимать сильные мужские плечи, чувствовать выпуклую мужскую грудь, прижимающуюся к твоей… ощущать силу требовательных мужских рук после нежных и податливых рук Марии… упругость мужских губ. Она отчаянно хотела этого парня, но все-таки сумела оторваться от него и вернулась в кафе.
От Марии не ускользнуло ее отсутствие, и ночью, когда они остались одни, между ними произошла небольшая сцена.
Дженифер клялась, что у нее просто разболелась голова и ей захотелось подышать свежим воздухом. Только в постели Мария смягчилась и отошла.
Но в основном все было замечательно. Мария оказалась безумно щедрой и расточительной. Она покупала подруге красивую одежду. Дженифер научилась кататься на лыжах, стала говорить по-французски свободно и бегло. Когда им надоедала Лозанна, они переезжали в Женеву.
После трех лет пребывания Марии в Швейцарии, ее отец захотел, чтобы она вернулась домой, но она отказалась. Тогда в 1944 году он приостановил выплаты по ее счету в банке, и выбора у Марии не осталось:
– Ты поедешь со мной, – сказала она Дженифер. – Но нам придется сдать твой обратный билет в Америку, иначе у меня не хватит денег.
Дженифер понимала, что, сдавая билет, она отрезает себе путь к свободе. За минувший год она стала все больше уставать от посягательств Марии на свое тело, однако Кливленд и мать влекли ее куда меньше. Но Испания! Быть может, она найдет себе какого-нибудь красивого испанца из хорошей семьи. Ей двадцать три года, и с точки зрения физиологии она – девственница… почему бы и нет?
В Испании Дженифер пробыла больше года. Она знакомилась со многими мужчинами, потенциальными женихами. Некоторые оказались бы вполне подходящими, но Мария, словно коршун, зорко следила за каждым ее шагом. Их повсюду сопровождала одна из тетушек Марии. Сама же Мария отвергала все ухаживания, следя за тем, чтобы и у Дженифер ничего не получалось. Та была в отчаянии. То, что Мария обладала как бы правом собственности на нее, становилось невыносимым. Впервые в жизни ей стал понятен страх матери перед бедностью. За деньги можно купить свободу, без них же свободной не будешь никогда. В Испании она могла роскошно жить и красиво одеваться, но принадлежала Марии. Если бы она вернулась в Кливленд, то там столкнулась бы с другой разновидностью неволи – брак с каким-нибудь заурядным мужчиной, который тоже станет посягать на ее тело. С какой стороны ни посмотреть, так или иначе выходило, что без денег все равно становишься чьей-то пленницей. Но ведь должен же быть какой-то выход!