От страха Нили прошиб холодный пот.
– Но ведь это же несколько месяцев.
– Да, примерно год, – радостно подтвердила Мэри Джейн.
– И ты смирилась с этим? Женщина пожала плечами.
– Конечно, смирилась. Уж я постаралась – целую неделю вопила и орала. Но с ними бесполезно бороться. Они покажут историю болезни твоему адвокату или мужу, или тому, кто тебя опекает и поместил тебя сюда. На бумаге это выглядит плохо: «Пациент впадает в состояние истерии», «Пациент нуждается в ограничении активности. Двенадцать часов в ванне». Потом адвокату говорят: «А теперь дайте свое согласие на то, что она должна остаться здесь еще на три месяца. Разве вы не хотите, чтобы и вы, и общество получили назад здоровую и энергичную женщину?» Ясное дело, имея с нас по полторы тысячи в месяц, они могут и не торопиться. Так что я решила не бороться с ними. Пережду здесь. И потом, ну что я теряю? Идти мне некуда. Хэнк, мой муж, сейчас с Другой. Но он, по крайней мере, не может жениться на ней. А мое лечение влетает ему в полторы тысячи каждый месяц.
– Но ведь я поступила сюда всего на восемь дней для лечения сном.
– Для чего? – странно посмотрела на нее Мэри Джейн.
Нили пояснила ей, что такое лечение сном. Мэри Джейн улыбнулась.
– Здесь его вообще не проводят. Тебе тут даже анальгина не дадут.
– Мне что-то дали выпить вчера ночью, – с гордостью сказала Нили.
Мэри Джейн рассмеялась.
– Да уж, мы тебе отдали должное. Ты в самом деле прорвала парусину? Об этом все слышали.
– Да, и кроме того, я скоро выберусь отсюда. Мэри Джейн улыбнулась.
– О’кей, я обеими руками за это. Покажи мне, как это сделать. Посмотри на Пегги – вон как они ей мозги промыли.
Подошла Пегги, двадцатипятилетняя привлекательная блондинка.
– Рассказываешь ей мрачные истории наших болезней? – спросила Пегги.
– А ты почему здесь? – поинтересовалась Нили.
– Потому что я была психически ненормальная, – охотно ответила Пегги.
– Ничего подобного, – возразила Мэри Джейн. – Потеряла двух детей подряд
– мертворожденные. От такого у любой будет депрессия.
Пегги выдавила из себя улыбку.
– Помню только, что я начинала плакать, стоило мне увидеть куклу в витрине магазина. Когда поступила сюда, все обострилось. Сорок раз ко мне применяли шоковую терапию. Только сейчас начинаю чувствовать себя человеком.
От ужаса у Нили комок подступил к горлу.
Шоковая терапия!
Мэри Джейн словно прочла ее мысли.
– Не бойся. Даже если они сочтут, что это необходимо тебе, им нужно получить разрешение на ее применение. От ближайших родственников или от тех, кто несет за тебя ответственность.
Нили успокоилась.
– Анна никогда не даст разрешения.
Мэри Джейн усмехнулась.
– Если только врачи не запудрят ей мозги, как мужу Пегги. Когда за родственников или поручителей принимаются доктор Холл и доктор Арчер, то знай: те соглашаются на все. Муж Пегги приехал в первый же день свиданий. Она прекрасно себя чувствовала, хотела только выйти отсюда. Он был просто в восторге. Сказал, что прямо сейчас идет в административный корпус и забирает ее отсюда. Ха-ха! В этом-то все и дело! Он исчез на две недели, и со следующего же дня Пегги начали лечить шоковой терапией.
– Но почему?
Пегги вздохнула.
– Я не виню Джима. Сначала винила, а теперь вполне понимаю его. Ему показали мою карту. У меня было подавленное состояние, я не могла спать, много плакала – все признаки маниакальной депрессии. А кто бы не плакал, потеряв двоих детей одного за другим и оказавшись запертой здесь? Но они убедили Джима, что если я вернусь, то у меня опять будет психический срыв и, может, уже надолго. Джиму, разумеется, нужна нормальная счастливая жена, поэтому он подписал все бумаги и оставил меня здесь до полного выздоровления.
Нили внимательно слушала их. У каждой похожая история. Ни одна из них не сумасшедшая, на вид все они даже более нормальные, чем те, кого она знала там, на свободе. Она уже слушала чью-то седьмую жизненную историю, когда медсестра объявила:
– Идемте, леди!
– А сейчас что? – спросила Нили.
– Спортивный зал, – пояснила Мэри Джейн. Колонной по двое они пошли за медсестрой. Проходили по коридорам – двери отпирались и сразу же запирались
– и наконец попали в большой спортивный зал. Тут был корт для бадминтона, столы для настольного тенниса и даже бильярд. Когда они вошли, предыдущая группа выходила из зала. Мэри Джейн помахала знакомым женщинам.
– Эта группа из «Пихты». Они занимаются в спортзале с восьми до восьми тридцати. Вот те женщины, которым я помахала, – их только на прошлой неделе перевели из «Репейника» в «Пихту».
Нили сидела на боковой скамейке, в то время как другие женщины играли в бадминтон и в настольный теннис. Она купила пачку бумаги для писем, но отказалась примерять спортивную обувь. Сказала им, что долго здесь не задержится. А бумага? Ну-у, ей нужно написать Анне. Она не должна паниковать. Мэри Джейн сказала: если заметят, что она испытывает страх, это обернется против нее же самой.
Они покинули спортзал в девять тридцать, когда стала заходить другая группа. Их повели в корпус трудотерапии. Все женщины принялись за свою работу, а ей преподавательница объяснила, что она может либо выкладывать мозаику, либо вязать, либо делать, что пожелает. Но она вообще не желала ничего делать! Села в уголке. Ах господи, как же случилось такое? Нили посмотрела в окно. Начинала зеленеть трава. Она увидела, как по лужайке пробежал маленький кролик. Он-то, по крайней мере, может сам выбирать, куда ему бежать. Он – свободен. Чувство заточения в четырех стенах – это больше, чем она в состоянии выдержать. Нили посмотрела на преподавательницу, которая терпеливо помогала женщинам. Ясное дело – в пять часов та может идти на все четыре стороны и делать все, что пожелает, А вот ей хочется сигарету. ЕЙ ХОЧЕТСЯ «КУКОЛКУ»! Ах, господи, что угодно за одну «куколку». Она почувствовала, что у нее вспотел затылок. Волосы стали влажными от пота, а спина заныла, на этот раз всерьез. Сейчас у нее потемнеет в глазах, и она вырубится! Нили тихо простонала. Преподавательница метнулась к ней.